[4]Сейчас в Тюменском Драматическом театре полным ходом идут репетиции сразу двух спектаклей: на основной сцене готовится «Мольер» по произведению Михаила Булгакова «Кабала святош» (к 3 сентября), а на малой – «Олеся» по Александру Куприну (премьера назначена на 9 сентября). Режиссером последней является Олеся Невмержицкая. С ней мы и встретились 6 августа во время перерыва между репетициями.
Как появилась идея поставить спектакль в Тюменском драматическом театре, кто был ее инициатором?
Инициатором давно была я. И ранее, с предыдущим руководством театра, мы вели переговоры по этому поводу. Но все оставалось именно на уровне разговоров, до дела как-то не доходило. Не потому что мне не доверяли, или что-то еще, просто так складывалось. А когда директором стал Сергей Осинцев, то мне стали писать, звонить из театра, и мы очень быстро сговорились о постановке на это лето.
Почему именно «Олеся»?
Этот спектакль предложила я, потому что летние сроки постановки постоянно сокращались: вначале я должна была приехать в конце июня, потом вначале июля, в середине… В результате я приехала в конце месяца – 22 июля, и мы сразу начали репетировать. А «Олеся» - это проверенная работа, она уже была. Есть какая-то основа, это во-первых. А во-вторых, я могла предложить театру материал, по которому он мог оценить меня. Я отправила в театр видео-версию спектакля, и они мне сказали, что это им подходит. Но в результате сейчас спектакль очень сильно меняется, возможно, что сейчас мы дойдем до двух актов. Первая версия спектакля – одноактовая, 1 час 45 минут.
Расскажите о предыстории создания этой первой версии спектакля в «Табакерке». Кто предложил ставить там «Олесю»?
В Табакерку меня привел Костя Богомолов. Он пришел на мой первый дипломный спектакль. Их у меня было два на курсе: один из них назывался «Отношения между полами» (второй была «Олеся» - прим. Кор.). После выпуска мы его досочиняли с другими режиссерами и три года играли в «Центре Казанцева»* - сняли только в прошлом году, так как всем актерам стало трудно собираться вместе. Там он назывался «Внеклассное чтение».
На этот спектакль пришел Костя и порекомендовал его Олегу Павловичу. Табаков предложил сыграть нам этот спектакль в «Табакерке», чтобы заодно посмотреть и самому. Мы его перенесли, сыграли, и Табаков сказал «Добро, давайте что-то делать». Так что он предложил постановку, а я долго искала материал.
Настрой у меня был «фольклорный». На курсе я долго работала сначала над «Снегурочкой», потом над «Русалкой». Но все мои фольклорные порывы никак не находили выхода, по разным обстоятельствам, и я не могла достичь результата.
Мы очень долго искали материал с Олегом Павловичем, и в тот момент я вспомнила, что есть «Олеся». Предложила – ему понравилось. А мне это подходило – я была, как говорится, в материале.
Вы автор инсценировки. Как она писалась? Был ли ранее опыт занятия таким делом?
У меня было много таких опытов в процессе учебы. Я не могу написать текст, придумать его. А собрать текст из уже написанного материала, иногда очень вольно меняя и подстраивая – это легко. Но не придумывать самой.
Да, кстати, изначально вот эту инсценировку «Олеси» я писала совместно с выпускником лит.института, драматургом Георгием Ереза, который меня корректировал, помогал.
А тот текст инсценировки, который существует сейчас – это вариант после спектакля. «Табакерка» зафиксировала текст, который используется в спектакле. Такой адаптированный вариант под актеров.
Записала на бумагу то, что происходит на сцене?
Да. И это во многом проигрывает первоначальному варианту. Сейчас мы отложили в сторону эту вторую инсценировку и пользуемся ею постольку поскольку. То, что мне там нравится – мы берем, то, что не нравится – я сразу же меняю. Актеры сейчас ходят с текстами Куприна – работаем «на живую».
Как совмещены два текста: рассказ «Лесная глушь» и повесть «Олеся»?
Основа – это «Олеся». А в нее вплетено все, что мне понравилось…Захотелось вплести туда «Лесную глушь».
Когда я читал «Лесную глушь», то самое главное, что осталось после прочтения – что это смешной рассказ. То, какие они есть – герои Куприна, местные жители.
А мне они показались страшными. Мне страшно оттого, что они друг друга убивают. Я в свое время прожила два года у бабушки в деревне – здесь под Тюменью, когда училась в 10 и 11 классе – закончила там школу. Ну и… это страшно. Читать об этом весело, когда ты далеко и кажется, что ты на другой планете. А когда ты понимаешь, что это рядом, то это страшно. Совсем недавно у друзей моих родителей сына и еще двух человек свои же парни убили саперной лопаткой, и разложили их вдоль дороги. Вот что это такое? Причем это не преступники, националистические группировки, никакие не фанатики. Это просто какая-то дикость, которая идет от какой-то безвыходной тупости. Об этом народе речь у Куприна.
И мне их всегда жалко. Для меня они несчастные люди и жертвы собственного «тупняка» и беспросвета. Они сами от этого страдают, и я это вижу во всех полесских рассказах Куприна. Здесь я ничего не придумала. Нет того, чтобы я села и подумала: «Надо поставить спектакль о тяжелой жизни русской деревни. Чтобы мне такого найти?» Если бы я этого хотела, то такого материала сейчас навалом в новой драме. Ради бога – бери и ставь. Но этого не было.
Здесь я наоборот увидела натурализм. Здесь нет для меня сказок. Все эти легенды для меня не поэтичные. Они из документальной хроники.
И в этом мраке есть Олеся – абсолютно открытая, естественная и свободная. Вот собственно в этом и конфликт.
Это будет не просто перенос спектакля?
Вообще не перенос. По тому же материалу, с тем же разбором – основная идея та же самая: я пытаюсь сместить акцент в сторону Ивана Тимофеевича. Но мы расширяем горизонты. Я хочу, чтобы получилась более объемная картина. Если это понятно.
Постановочная команда та же самая?
Да. Музыка будет та же, художник и костюмы те же. Основная канва остается. В плане костюмов и декораций это перенос, но с небольшими изменениями в связи с нюансами площадки. Идея та же.
Для зрителя, который уже видел московский спектакль, и посмотрит этот, что-то здесь станет откровением?
Он его узнает однозначно, но для него здесь будет много открытий. Особенно для моих актеров из Москвы. Здесь будет то, что мы с ними не сделали, все то, что я постеснялась, побоялась, может быть? не додумала? или еще что-то. У меня было ощущение незаконченной работы, она была первая и страшная.
Это будет вторая «Олеся»? Больше не делали?
Нет, не делала. Это вторая и больше не буду. Здесь совпало желаемое с действительным. Мне хотелось поставить «Олесю» еще раз, и театру этот материал тоже подошел.
Кто занимался распределением ролей?
Мы так сели все вместе и занимались этим. Я не знаю этот театр сейчас, не знаю актеров. Я исходила из рассказов, фотографий и своих ощущений. И сейчас я убеждаюсь, что все на месте – поняла это после первой читки.
Какую из своих работ вы считаете наиболее удачной?
Больше всего я люблю «Внеклассное чтение». Потому что этот спектакль был абсолютно сумасшедший. У него не было никаких рамок, границ, никаких подстроек под это или под то. Он был дурной, и он был искренний, без каких-то внутренних запретов, зажимов. Это мне дорого. А потом начался профессиональный театр, в котором, чтобы остаться собой надо иметь хороший позвоночник.
Какие постановочные планы после тюменской «Олеси»?
Мы открыли театр в доме-музее Булгакова – «Булгаковский дом». Пока там еще ничего нет, и сейчас мы усиленно занимаемся наполнением этого театра. Активно собирается команда театра. Будет детско-взрослая постановка «Маленького принца» и одновременно с этим будем ставить что-то еще для взрослого театра.
Есть ли такие театры, с которыми хотелось бы обязательно поработать? Хочется ли свой театр, постоянную команду?
Пока не хочется. Когда собиралась поступать на режиссерский факультет, мне хотелось открыть свой театр. А сейчас не хочу этого. И если честно, пока даже не хочется нигде работать. Нет такого театра, про который я думала: вот бы меня взяли туда работать, вот было бы здорово. Пока нет.
А какой материал хотелось бы поставить?
Очень много. У меня целый портфель режиссерский. Есть такая терминология: у актеров «актерская копилочка», а у режиссера – «режиссерский портфель». Вот у меня такой есть.
Например…
Даже не знаю с чего начать. Обычно под каждый конкретный театр ты подбираешь тот или иной материал. И этот материал очень разный. Начиная от Набокова – «Камера обскура», или, допустим, «Жар-птица» Слаповского. Мы делали читку «Пьесы для ребенка» Демирского – тоже хорошая вещь. Я бы очень хотела, чтобы это стало спектаклем. Хочу с какими-нибудь студентами на IV курсе сделать «Сон в летнюю ночь». «Русалку» Пушкина. И «Снегурочку». Но это со временем.
Много чего хочу. Есть начатые проекты, которые пока заброшены, но которые хочется довести до ума. Куча всего постоянно происходит и планов громадье.
В то время, когда вы жили в Тюмени, разумеется, ходили в театр. Что из того репертуара запомнилось больше всего?
«Эквус». И помню «Гарольд и Мод». Но у Ларичева – это «Эквус». Я там играла, в массовке. Там все играли с его курса.
А из молодых режиссеров?
Совсем молодых? Кирилл Вытоптов. Мне кажется, что он станет большим режиссером, каким-нибудь Бутусовым.
Какой театр вам нравится как зрителю?
Такого театра нет. Есть режиссеры, которые мне нравятся, и на спектакли которых я хожу. Они ставят в разных театрах и очень по-разному ставят. Это Бутусов, это Богомолов, это Миндаугас Карбаускис.
Кстати, правда, что в Тюмень Стрелер приезжает? Вчера видела афишу «Слуга двух господ». Это же круто! Когда он бывает в Москве – это всегда событие. В институте говорят: «Ребята, отменяем все занятия, идите все, учитесь!»
* «Центр драматургии и режиссуры Алексея Казанцева и Михаила Рощина», г. Москва
Благодарим за предоставленное для интервью помещение DJ-bar «Адам и Ева» (г. Тюмень, ул. Республики, 131)