Разрешите представить: режиссер Александр Баргман

В Тюменском драматическом театре на финишной прямой репетиции спектакля «Мольер» по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош». Режиссер постановки – Александр Баргман. Предлагаем вашему вниманию интервью с Александром от культурного обозревателя ИА «В нашем дворе» Королевича Никиты.

Как Александр Баргман попал в Тюмень? Насколько мне известно, через друзей вы узнали о поисках режиссера Тюменским драматическим, познакомились с руководством театра и…

Как известно, сначала возникает идея, потом она много раз проговаривается и, если она правильная, она материализуется... В прошлом году у меня возникла идея посвятить грядущий сезон режиссерским поискам. Сделал я это совершенно осознанно. Придумывать спектакли мне сегодня гораздо интереснее, чем в них играть.

Идея «режиссерских поисков» и формировала мои планы. Через друзей неведомым компьютерным способом возникла Тюмень – на вторую половину лета, и это прекрасно. Я приехал сюда весной – всего на один день. Посмотрел на людей, которые меня сюда пригласили, и увидел в их глазах неподдельный огонь, желание создать «новый» театр.

Я посмотрел несколько спектаклей. Далее как-то мы вместе вырулили на это название. Оно для меня не случайное, ибо я раньше уже занимался Мольером, думал об этой пьесе. И поскольку нужно было сделать что-то в хорошем смысле яркое, театральное, то, мне кажется, пьеса Михаила Булгакова «Кабала святош» как нельзя лучше подошла для этого.

Что стало определяющим моментом?

Знакомство с Сергеем Осинцевым. Я посмотрел его работы в записях, пообщался с ним и понял, что он может и должен в это время в тюменском драматическом театре сыграть Мольера. Со всеми параллелями, которые возникают в данной ситуации, и в связи с его желаниями, в связи с его новой административной ролью в театре. Это было главным толчком. Все остальное стало прикладываться. Иначе говоря, я приехал сюда с гипотетическим предложением, а когда познакомился с Сергеем, то в нем утвердился.

Вы искали какой-нибудь театр для того, чтобы поставить в нем «Кабалу святош», или именно под Тюмень подобрали этот материал?

У меня не очень толстый режиссерский портфельчик. В нем маловато пьес. Но «Мольер» в нем лежал. И когда я раскинул небольшой веер своих идей, то «Мольер» совпал с Тюменью.

Как проходило распределение ролей? Вы сами принимали решение, или театр предлагал вам, а вы уже согласовывали?

Я старался принимать решение сам. Целый день я, как большой начальник, провел в кабинете: ко мне приходили актеры, мы с ними знакомились, разговаривали. Я смотрел на них, они – на меня, они мне рассказывали о себе, я – о себе, я им что-то рассказывал о спектакле. Кое-кого я успел увидеть на сцене в спектаклях. Конечно, решение принимал я, но поскольку мне невозможно было охватить всех, я отсмотрел записи спектаклей, идущих или былых, и прислушивался к советам театра.

Но в результате я не ошибся ни в ком. Говорю это сегодня со всей ответственностью.

Каким будет спектакль? Это классическое прочтение, или…

Вообще я не люблю говорить о грядущем спектакле. Давайте посмотрим премьеру и потом уже о нем поговорим.

Единственное, скажу, что никаких специальных постмодернистских изысков в нем не будет. Спектакль во многом традиционен, но не декоративен. Хотя там есть и парики, и кружева, и костюмы, и ботфорты, и шпаги, и пистолеты – все присутствует, в той или иной степени.

Те зрители, которые видели ваши предыдущие режиссерские работы, и посмотрят «Мольера» – приедут в Тюмень, или Тюмень привезет его в Санкт-Петербург – для них что-то станет здесь откровением? Или они узнают ваш фирменный режиссерский почерк? Вообще, есть такая штука – «фирменный режиссерский почерк Александра Баргмана»?

О почерке судить не мне – я такой, какой я есть. Что касается людей, которые увидят этот спектакль, то они увидят, как и в предыдущих спектаклях, подробную работу с артистами. И в этом плане спектакль не отличается от других моих работ.

А отличается он от всех моих предыдущих спектаклей тем, что я впервые работаю на большой сцене. В связи с этим я уделяю много внимания зрелищности, какой-то постановочной стороне. Для этого я привлек свою команду: художников Анвара Гумарова, Нику Велегжанинову, художника по свету Дениса Солнцева. Зрелищность в этом спектакле важна. Не в ущерб, конечно, психологической достоверности.

И еще... Как ни крути, хоть я пытаюсь от этого уходить, но не всегда это удается – пожалуй, только в спектаклях «Карл и Анна» и «В нашем городке», которые я поставил в Новосибирске, тема театра не затрагивается. Здесь же опять мной затрагивается тема театра, поскольку она известна, любима, и не любима одновременно. В этом смысле спектакль конечно про театр – про театр в жизни практически каждого из персонажей.

Когда вы были в Тюмени весной, какие спектакли удалось посмотреть?

Это был «Ревизор», «Районная больница» и кусочек «Мотылька».

И кого из актеров занятых в этих спектаклях вы отметили для себя?

Я сразу отметил Аузина, Скобелева, Кудрина, Костю Антипина. А далее при личной встрече меня просто покорил Вениамин Данилович Панов. Если когда-нибудь все артисты, которые служат в этой труппе, внимательно посмотрят на то, как он готовится к репетициям, ведет себя в процессе репетиций, вне репетиций, обратят внимание на этику, которая ему присуща, и человеческая, и профессиональная, и возьмут это на заметку, уверен, это принесет пользу для актерского самосознания, просто для ремесла.

Далее я познакомился с Мариной Слепневой, с Еленой Самохиной. Они тоже настоящие профессионалы, те, кто мне был нужен.

Большая часть ваших спектаклей поставлена по классическому материалу. Видно, что вам это много ближе. Но все-таки встречаются и исключения: «Паника» Мюллюахо, пьесы Ивана Вырыпаева. В связи с этим возникает вопрос: что должно быть такого в современной драматургии, чтобы заинтересовать Александра Баргмана?

Нет, дело не в том, современная пьеса или классическая, а в моем внутреннем отклике, который возникает на пьесу. Если этот отклик есть, если во мне продолжает жить, дышать эта пьеса, теребить меня, то я этой пьесой занимаюсь. Это единственный критерий. К примеру, «Паника» - совершенно замечательная пьеса, с какой-то уникальной внутренней болью, несмотря на всю ироничность. Она про меня, про моих друзей. Все мы через какие-то эти кризисы среднего возраста проходили, или проходим, или будем проходить. В этом смысле пьеса прекрасна. К тому же, она умело скроена драматургически.

Про Ивана Вырыпаева могу говорить долго и с любовью. Я думаю, что Ваня больше чем писатель, больше чем драматург. Он шире, чем просто кинорежиссер, чем просто актер, чем драматург. Он – двигатель времени.

Я с удовольствием уже много лет играю в спектакле по его тексту «Бытие №2» и попробую этой весной поставить его новую пьесу «Иллюзии». Каждая строчка Вани не дает мне покоя. Сколько бы я не играл «Бытие №2», этой загадочной до сих пор для меня пьесы, впрочем, как и для самого Вырыпаева, это все равно, что входить в транс. Все как-то сразу встает внутри на свои места. Благодаря темам, которые там затронуты, благодаря тому, как они затронуты Иваном. То же самое происходит с «Иллюзиями». Ставить нужно то, что брыкается, жжет, болит. Думаю, что каждый режиссер ставит спектакли про себя.

Вы играли в спектакле «Сиротливый Запад» по Мартину МакДонаху. Нет ли у вас в планах поставить что-нибудь по его пьесам?

Пока этого я не планирую, но думаю, что МакДонах – великий драматург, шекспировского уровня. С его невероятной беспощадностью к человеку и любовью одновременно. Но именно эта любовь побуждает его оголять человека до такой степени. И при этом он мастер интриги, поворотов, ходов, мастер изображения характеров. Умница, умница. Обожаю его.

В основном вы работаете в столичных городах и до этого выезжали на постановки только в Новосибирск. И вот сейчас вы приехали в Тюмень. Что толкает вас к тому, чтобы ехать в провинцию и ставить там спектакли? Потребность в чем-то, интерес?

У меня есть в этом художественный интерес, и производственный. Начну с производственного. Я причастен к работе «Такого театра» («Такой театр» г. Санкт-Петербург, художественный руководитель – Александр Баргман; сайт: http://www.takoy-teatr.ru. Прим. Кор.), а выпуск любого спектакля связан с невероятным количеством технических сложностей, потому что у нас нет своего помещения, у нас нет постоянной репетиционной базы. Когда мы выпускаем спектакли, то занимаемся кучей необходимых дел, которыми в нормальном стационарном театре заниматься не нужно. А здесь есть возможность заниматься только спектаклем. В «Таком театре» это практически не удается – ты одновременно являешься режиссером и исполнительным продюсером постановки, отчего сильно устаешь. И сам спектакль, особенно на раннем этапе, от этого страдает, потому что тебе не удается погрузиться в него полностью, всегда мешает производственная сторона.

Другая сторона: я счастлив, что я могу поставить те спектакли, которые хочу. Я счастлив тому, что могу открывать людей, знакомиться с ними, обретать друзей, обретать братьев и сестер по крови. Это процесс взаимного обогащения. Не только я им даю, но и они мне очень много дают. Они снимают с меня шоры самоуверенности, они делают меня более живым. Я изучаю артистов, изучаю людей, изучаю каждый раз новую среду. Мне очень важно не застывать в провокационном в этом смысле Петербурге. В этом году у меня будет Израиль, будет Омск, и я буду продолжать ездить, обязательно.

Омск – это Омский театр драмы?

Да. Там будет постановка по Карло Гольдони, пьеса «Лжец». Готовясь к поездке, я посмотрел в записи много спектаклей этого театра и понял, что это невероятно сильная труппа. Такой труппы нет, я думаю, во всей России. За исключением, наверное, «Додинского театра» («Академический Малый драматический театр – Театр Европы» г. Санкт-Петербург, художественный руководитель и директор театра – Лев Додин. Прим.Кор.). Она идеально подобрана. Там каждый артист – бриллиант. Там нет случайных людей.

Что касается Тюменского театра, то конечно здесь нужно время. Здесь есть замечательные актеры, с которыми нужно заниматься и которых нужно обязательно двигать, двигать, и очень внимательно давать им те или иные роли. Но... процесс формирования труппы - это многолетний кропотливый труд. Уверен, что в этом театре есть все основания для того, чтобы труппа стала очень сильной.

Из того, что было сделано вами как режиссером, какие работы вам нравятся более всего?

«Иванов», «Каин» и «Наш городок» (спектакль «Иванов» по Антону Чехову, «Такой театр», 2007 г.; спектакль «Каин» по произведениям Байрона, Клима и Кастанеды, «Такой театр», 2009 г.; спектакль «Наш городок» по Торнтону Уйалдеру, «Новосибирский городской драматический театр под руководством Сергея Афанасьева», март 2011 г. Прим. Кор.)

С какими театрами или актерами вам бы хотелось поработать?

Знаете, когда я занимался еще только актерской деятельностью, то никогда ничего не загадывал и не мечтал ни о какой роли. Просто старался поспевать за тем, что дает судьба. Так и здесь – я не загадываю. Я рад, что возник Омск, и с удовольствием попробую потрудиться там. Если возникнут новые предложения – рассмотрю их.

А артисты… мне грех жаловаться. У нас в Петербурге прекрасные артисты, которые сотрудничают с «Таким театром». Это артисты из «созвездия Мечта».

Можете назвать пьесы из вашего «режиссерского портфеля»? Что бы вам хотелось поставить в будущем?

Я очень хочу поставить когда-нибудь «Генриха IV», «Три сестры» и… «Сида» Пьера Корнеля. Думаю про Стоппарда, Уильямса...

Вы сами пробовали заниматься драматургией? Может, написанием инсценировок?

Мы с моим другом Сашей Лушиным лет десять назад написали пьесу «Докопаться до истины – 2». Мы написали ее вдвоем, вдвоем ее поставили, вдвоем написали музыку и сами в ней играли. На этом свои драматургические попытки я оставил. Но в той или иной степени в разных спектаклях порой бывает необходимо что-нибудь дописать, или стишки какие-нибудь придумать, или скомпилировать с текстами других авторов – вот это иногда я делаю. Но чтобы что-то написать от начала и до конца – нет.

У вас как у зрителя есть свой любимый театр, куда бы вы с удовольствием ходили, что-нибудь пересматривали в нем?

Мне очень близки спектакли «Мастерской Фоменко» и спектакли «Студии Женовача». Спектакли Анатолия Эфроса. Из тех театров, куда я хожу в Петербурге, мне нравится энергия и дух «Театра Спивака» («Молодежный театр на Фонтанке», г. Санкт-Петербург, художественный руководитель – Семен Спивак. Прим. Кор.). Мне нравятся былые «додинские» спектакли. Но театр, куда бы я специально ходил бесконечно, такого нет.

А из провинциальных театров?

Из тех, что я видел, я отмечаю Театр Афанасьева в Новосибирске. Я действительно очень люблю этот театр, его артистов и самого Сергея Николаевича, как режиссера. И сейчас к этому приплюсовался омский театр, благодаря тому, что мне удалось посмотреть в записи.

А кто ваш любимый режиссер?

Для меня незыблемые величины сегодня, это Петр Наумович Фоменко, Сергей Женовач а Анатолий Васильевич Эфрос, спектакли которых можно и нужно смотреть и тянуться к их способности из театра делать музыку.

А из тех, с кем я работаю, для меня очень важен Александр Морфов. Если бы я не поучаствовал в его спектаклях, то не знаю, хватило бы у меня смелости, хулиганства вообще заняться режиссурой.

Это и Иван Вырыпаев, и Виктор Рыжаков, и Григорий Козлов, и Арсений Овсеевич Сагальчик. Это те, с кем я работал, работаю и хочу работать. Не так давно к их числу присоединился Виктор Крамер.

После выпуска ваших спектаклей неизбежно появляется масса мнений и оценок. Чье мнение вам более ценно: профессионалов или обычных зрителей?

Профессионалов – вы имеете в виду кого?

Журналисты, критики. Либо коллеги.

Что касается журналистов и критиков, то меня не интересует их мнение. Что касается мнения коллег по цеху, то да, есть несколько человек, которые мне могут спокойно и созидательно рассказать о недостатках и достоинствах моих спектаклей. Которые меня не просто судят и критикуют, в целях самовозвеличивания или еще чего-нибудь, а которые любя меня, помогают мне двигать спектакль, делать его лучше.